СИБУР – первая нефтехимическая компания в стране, которая взялась публично показать, что отрасль может держаться принятых в мире экологических стандартов. Вероятно, нужна последовательная и понятная аргументация, чтобы распространенное представление о нефтехимии стало более объективным. Представляем интервью Дмитрия Конова журналу «СИБУР Сегодня».

— В обществе до сих пор очень мало понимания того, что за продукты нефтехимия производит и почему их применение все время растет. Например, за последние 40 лет потребление полимеров, замещающих стекло, бетон и металлы, выросло в 40 раз, а потребление самих этих материалов – в диапазоне от 3 до 8 раз. Почему такая разница? Полимерам в процессе производства придаются свойства, которых у других материалов в принципе нет. Новые материалы помогают человеку реализовывать его потребности. Те же материалы помогают снизить экологическую нагрузку. Например, вспенивающийся полистирол – это теплоизоляция, то есть сокращение потерь энергии в коммунально-бытовом хозяйстве, соответственно, сокращение сжигания углеводородов. Автомобили и самолеты сегодня потребляют меньше топлива, так как стали легче благодаря полимерам. Производство материалов, которые замещаются полимерами, тех же металлов, очень энергоемко и не всегда дружественно природе – вспомним коксохимические производства или алюминиевые заводы. Путь сокращения энергопотребления через замену на полимерные материалы очень важен. Все альтернативные источники энергии вместе взятые смогут закрыть только прирост энергопотребления в мире. А использование продуктов нефтехимии помогает сокращать потребление энергии кардинально.

Использование в качестве сырья попутного нефтяного газа сокращает выбросы СО₂ - или это сокращение перекрывается следующими переделами с их собственными выбросами?

Если посмотреть на нашу инвестиционную программу с 2005 по 2010 год, вложения в углеводородное сырье привели к очень серьезному увеличению переработки попутного нефтяного газа. С точки зрения экологии это было явно позитивное развитие. СИБУР как крупнейший переработчик попутногонефтяного газа в России, очевидно, выполняет положительную экологическую миссию. Мы считаем, что в выбросах СО₂ мы в 2,5 – 3 раза больше сохраняем для природы, чем наносим вреда. С точки зрения экономики это тоже было правильное развитие. Хотя причины, по которым мы туда инвестировали, были скорее экономическими, чем экологическими, можно сказать, что, активно развивая компанию, мы вносим позитивный вклад в экологию.

Опасения по поводу экологических рисков нефтехимии вряд ли можно развеять без объективной оценки этих рисков и трансляции этой оценки в общество.

Как любая индустрия, нефтехимия создает техногенную нагрузку на окружающую среду и порождает вопросы, связанные с утилизацией ее продуктов. Техногенная нагрузка – это выбросы и последствия нештатных ситуаций. Здесь стоит сказать, что сегодняшний образ нефтехимии базируется на стереотипах сорокалетней давности. Если говорить о Советском Союзе, негативное восприятие нефтехимии в общественном сознании во многом идет от огромного количества аварий. Томск в семидесятых годах запускался с тремя серьезными взрывами с большим количеством погибших. За тридцать лет до того было еще хуже. На «Капролактаме» в Дзержинске только за 1940 год зарегистрировано 76 аварий и 148 несчастных случаев. Если вы посмотрите на технологии сегодня, многие из них лицензированы, они создаются там, где экологические требования достаточно жестки, соответственно, в них заложено решение, более безопасное и достаточно дружественное к окружающей среде. Сегодня, если мы строим новое нефтехимическое производство на месте старого, технология становится гораздо более чистой, поэтому в случае такой замены нужно говорить о пользе для экологии, а не о вреде. Но так логика в обществе еще не отстроена. Как, допустим, изменился уровень безопасности автомобилей, так изменилась и нефтехимическая промышленность. Но, в отличие от автомобильной отрасли, нефтехимия посылает намного меньше сигналов обществу, потому что она по сути своей не та отрасль, которая обращается к потребителю.

В чем состоят проблемы утилизации продуктов нефтехимии, о которых вы упомянули, и есть ли здесь какие-то решения?

Проблема утилизации искусственных продуктов широко обсуждается везде. Скажем, сравнивают пластиковые пакеты и бумажные пакеты, стеклянные и пластиковые бутылки. Если стекло заменяют на пластик, что происходит? Стекло – это традиционная технология. Она подразумевает выкапывание сырья из земли, использование значительной энергии, чтобы переплавить это сырье в стекло, возить эту довольно тяжелую бутылку и потом еще с затратами немалой энергии утилизовать. И вот появляется пластиковая бутылка: она меньше по весу, произведена с меньшими энергозатратами из продуктов в каком-то смысле бросовых, побочных для нефтяной промышленности. Вполне вероятно, что экологическая нагрузка выше в случае производства стекла. Вред, кстати, очень интересное понятие. Вред в чистом виде тяжело посчитать. Выбросы – это понятно, в процессе производства их можно оцифровать и работать над тем, чтобы их сократить, в том числе за счет более жестких мер контроля, замены технологий, ввода очистных сооружений нового поколения и так далее. Но как оцифровать последствия того, что изделия из полиэтилена, возможно, будут болтаться в океане? Отнести этот вред на отрасль, которая создает полиэтилен, на переработчика, который выпустил полиэтиленовый пакет, или на потребителя, который его выбросил? Тут еще наслаиваются вопросы экологической культуры, государственного регулирования.

Может ли современное общество отказаться от нефтехимии?

Говоря о нефтехимии, все время приходится смотреть на альтернативы. Если бы не изобрели аммиак и азотные удобрения, половина населения земли сегодня не существовала бы, потому что от удобрений зависит 90% мирового производства продуктов питания. Альтернатива использованию удобрений (то есть повышению производительности земли на 50-80%) – вырубка дающих кислород лесов под увеличение площади культивации зерновых и т.д. Но далеко не все эти земли удастся распахать и засеять, больше половины придется отдать под пастбища для коров, которые будут производить навоз и СО2. И это только один пример, возникающий с отказом от одного из продуктов нефтехимии.

Может ли репрессивное экологическое регулирование, например, крупные штрафы, заставить компании меняться быстрее?

Можно пойти на крайние меры и ввести такие штрафы, что компаниям, скажем, в Европе, будет проще все закрыть и вообще ничего не производить. Все будут рады, что спасли окружающую среду. Но что тогда произойдет? Все производство уйдет в Китай, а это совершенно другое регулирование, другая технология. С точки зрения СО2, если вы живете в Европе, а озоновый слой разрушается за счет производства в Китае, вы страдаете ничуть не меньше. Кардинальным решением проблемы было бы, вероятно, изменение стандартов потребления в обществе. Но пока современная цивилизация – это совокупность большого количества субъектов, которые не в состоянии разумно планировать свое развитие как целого. Нам, как отрасли, возможно, стоит задумываться над тем, не культивируем ли мы избыточные потребности. А обществу стоит подумать о реальной цене, по которой оно пользуется разными благами. Например, цена нефти для американского потребителя вовсе не 90 долларов, потому что к этой сумме надо приплюсовать все военные расходы США, которые страна несет, чтобы гарантировать себе обеспечение нефтью. Соответственно, цена нефти для американца, скорее, долларов 150. Если бы американский потребитель понимал это, он, возможно, перестал бы ездить на больших машинах и начал экономить энергию.

И все-таки разумный подход вырабатывается, хотя бы локально?

Диалог химической промышленности и европейских потребителей – как один из примеров. Использование ряда веществ в детских игрушках потенциально является риском для здоровья человека. Есть призывы со стороны потребителей, которые говорят: «Запретите химическим компаниям производить краску с содержанием свинца, и в этом случае проблема снимается». Есть ответ от химической индустрии: «Любое вещество при неправильном его использовании является вредным». Если выпить 10 литров воды, человек умрет, хотя вода в чистом виде является абсолютно нейтральным продуктом. Рекомендация химической индустрии следующая: «Регулятор, то есть государство, может запретить продажу краски с содержанием свинца в розничной торговле, то есть конечным потребителям, разрешив только продажи оптовикам, которые знают, где это вещество можно использовать, а где нет. Потому что красить снаружи стены домов краской с содержанием свинца безвредно, а окрашивать ею детские игрушки – потенциально опасно. Разделите проблему на том уровне, где она возникает».

Вы можете назвать западную компанию, которая представляется вам хорошим примером с точки зрения экологической политики?

Я бы привел пример объединения компаний. ICCA – международная химическая ассоциация, которая активно представляет интересы химических компаний перед общественным мнением, считающим химию исключительно вредной отраслью. Ведутся исследования, чтобы понять, где именно оказывается нагрузка на окружающую среду и как это минимизировать. Но при этом демонстрируется активная публичная позиция, показывающая, что во многих случаях общественное мнение, сложившееся об отрасли, заблуждается. А внутри организации вводится более жесткое регулирование по отношению к экологической политике.

Международные кредитные организации предъявляют строгие требования к соблюдению экологических норм, принимая решение о финансировании проектов. Влияет ли этот подход на политику СИБУРа в области экологии?

У западных финансовых организаций, в том числе связанных со спецификой химической отрасли, достаточно активная позиция. У них есть стандарты и чек-листы, которым проект должен соответствовать (это относится чаще всего к проектному финансированию). Мы это знаем, и во всех наших проектах были заложены те стандарты экологической безопасности, которые соответствовали всем требованиям финансовых институтов. Но в диалоге с ними мы научились выпукло показывать это соответствие в том формате, который актуален для финансовых институтов. Но нам ни разу не приходилось менять сам проект, менялся порядок его оформления и коммуникаций с финансовыми службами.

Как вы оцениваете на сегодня экологическую политику СИБУРа?

В течение пяти лет мы используем важный для нас набор экологических стандартов. Сейчас мы пытаемся сфокусироваться на двух основных направлениях. Первое – мы считаем, что при современных технологиях и правильном отношении к производству отрасль скорее позитивна, чем негативна, хотя общественное восприятие квалифицирует ее как экологически недружественную. Такая ситуация нам обидна. Второе – мы обращаем внимание на то, каким образом новые технологии сокращают экологическую нагрузку. К сожалению, компания сегодня эксплуатирует технологии и установки, которым по тридцать лет. Модернизируя свои мощности, мы понимаем, что вводим экологически более дружественные технологии.

Является ли давление власти в этих вопросах определяющим?

Я думаю, что нет. Отношение регуляторов (федерального, региональных и муниципальных) к вопросам экологии развивается, как нам кажется, медленее, чем отношение СИБУРа к экологии. Есть примеры, когда мы, забирая воду из водохранилища для промышленных нужд, а затем пропуская через очистные сооружения, в действительности ее чистим. Содержание вредных веществ на входе к нам выше, чем на выходе из наших очистных сооружений. Регулятор должен отслеживать, кто сбрасывает в воду вредные стоки, анализируя положение дел на своей территории. Это вопрос квалификации, методологии и последовательности в действиях регулятора. И если у государственного экологического регулирования есть желание более активно заниматься этими вопросами, нужно менять и правила, и навыки людей, которые вовлечены в эти темы.

Не окажется ли тогда нефтехимическая промышленность страны в более сложном положении с точки зрения ведения бизнеса, чем сегодня?

Мне кажется, что в России повторение того, что сейчас происходит в Соединенных Штатах и в Европе, вряд ли возможно. Россия относится к группе стран, которые заинтересованы в развитии индустрии, нефтехимии в том числе, и это является приоритетом. Дело не в том, что нам наплевать на экологию, наши новые производства отвечают требованиям самых взыскательных регуляторов. Просто Россия объективно требует очень сильной модернизации, поэтому, даже если общество, решив действовать по аналогии с западными экологами, будет оказывать серьезное давление, оно не сможет перевесить объективной необходимости развития и не будет определяющим для принятия государством тех или иных решений. Для большинства населения тоже на первом плане работа и распределение социальных благ. Если говорить о СИБУРе, с точки зрения целей бизнеса мы достаточно прогрессивны как компания. Поэтому, наверное, мы обращаем на тему экологии больше внимания, чем многие другие компании в России. В понятие «современная манера ведения бизнеса» входит тема экологии как составная часть общего пакета, и мы это принимаем.

Вы чувствуете удовлетворение от снижения экологической нагрузки, если это одновременно повышает затраты на проект?

Когда я вижу Левобережные очистные сооружения в Воронеже, я понимаю, что это комплексное решение, без их создания предприятие не могло бы существовать. Это необходимая часть развития площадки. Я чувствую удовлетворение, в котором, можно сказать, экологическая составляющая тоже имеется.

Реально ли добиться сдвигов в общественном мнении в регионах работы СИБУРа?

Можно привести кстовский пример. В Кстове выражали недовольство по поводу планов построить там нефтехимическое производство. В ответ мы отвезли активистов на предприятие в Европе, которое находится в населенном пункте и работает по той же технологии. После этого прошли общественные слушания, и проект был одобрен. Там, где мы активно работаем, отношение к нефтехимии меняется.

Вы лично в какой экологической ситуации хотели бы жить, глядя на реальный мир?

Я бы хотел, чтобы в Москве было меньше автомобилей. По разным причинам, по экономическим, кстати, тоже, триллионы долларов теряются из-за потерь рабочего времени в пробках. С точки зрения экологии и с точки зрения удобства из моих личных приоритетов это основной тезис. Еще мне хотелось бы, но это уже не вопрос экологии, чтобы в Москве было больше солнечных дней.

Сибур Сегодня