Представители ста крупнейших корпораций мира договорились о том, как они будут продвигать новую мировую идеологию — экологическую. В их числе есть два представителя российского бизнеса. Представляем интервью с одним из них, председателем наблюдательного совета компании «Базовый элемент» Олегом Дерипаской - о том, нужно ли это России и ему лично.

Двадцатого июня 2008 года главы крупнейших мировых компаний передали премьер-министру Японии Ясуо Фукуде проект программного документа CEO Climate Policy Recommendations to G8 Leaders. Мировая бизнес-элита предложила лидерам стран «большой восьмерки», которые соберутся на очередном саммите в Японии 7–9 июля, меры, необходимые для борьбы с глобальным потеплением. Новый международный договор, который заменит собой Киотский протокол, должен быть утвержден на саммите в Копенгагене в конце 2009 года.

Предложения, подготовленные под эгидой Всемирного экономического форума в рамках группы Gleneagles Dialogue, подписали руководители более 100 крупнейших компаний мира. Приятно, что в списке два представителя российского бизнеса: председатель наблюдательного совета компании «Базовый элемент» Олег Дерипаска, один из основных разработчиков рекомендаций (помимо «Базового элемента» инициаторами подготовки документа стали Alcoa, Shell, AIG, British Airways, Deutsche Bank, Duke Energy, Petrobras, TNT, Telstra, TEPCO и др.), и председатель правления ОАО «РусГидро» Вячеслав Синюгин.

Компании, подписавшие рекомендации, пришли к выводу, что в борьбе с изменением климата главную роль должны играть экономически развитые страны, а также наиболее быстро растущие экономики развивающихся стран (прежде всего Китай и Индия), превратившиеся в крупнейших производителей и потребителей энергии. В качестве важнейшей цели мировая бизнес-элита предлагает общее снижение выбросов парниковых газов к 2050 году как минимум на 50% по сравнению с уровнем 1990−го (для России это будет означать уменьшение выбросов на 25% по сравнению с текущими объемами, а, скажем, экологически продвинутая Япония добровольно берет на себя более жесткие обязательства и намерена снизить выбросы парниковых газов к 2050 году на 60–80%).

В то же время разработчики CEO Climate Policy Recommendations to G8 Leaders полагают, что новое соглашение должно предоставлять определенную гибкость странам-участницам в краткосрочном и среднесрочном периодах, то есть в рамках глобальной скоординированной стратегии национальные правительства могут иметь достаточно широкий выбор при определении конкретных мер и технологий, направленных на снижение выбросов.

Так, вполне очевидно, что в настоящее время значительная часть развивающихся стран не в состоянии принять на себя конкретные обязательства по снижению выбросов. Поэтому для таких стран разумной альтернативой могла бы стать реализация национальной климатической политики, в рамках которой ими будут определены количественные ориентиры по снижению энергоемкости национальной экономики, повышению энергоэффективности и энергосбережения. Еще одним существенным элементом будущей глобальной экологической стратегии, по замыслу авторов рекомендаций, станет разработка различных проектов и программ по трансферу чистых энерготехнологий в наименее экономически благополучные страны мира. Ключевая роль в финансовом обеспечении этого технологического трансфера на начальном «демонстрационном» этапе (в течение ближайших пяти-восьми лет) отводится различным банкам и фондам развития, через которые, по предварительным оценкам разработчиков документа, может быть распределено до 50 млрд долларов США в виде различных грантов, концессионных займов и льготных кредитов.

Разумеется, если оставить за скобками обильную политическую и околонаучную риторику, жесткое педалирование в последние годы на всевозможных международных форумах «климатического вопроса» прежде всего объясняется вполне прагматическими мотивами. Повышенный интерес, проявляемый сегодня к развитию новых «экотехнологий» мировой бизнес-элитой, — прямое отражение очевидно назревшей к началу XXI века потребности в очередной смене глобальной экономической парадигмы. Этот момент с готовностью признается и самими разработчиками CEO Climate Policy Recommendations to G8 Leaders, отмечающими, что «наше стремление бороться с глобальными климатическими изменениями также связано и с тем, что этот экологический вызов может стать мощным стимулом для массовых технологических инноваций и нового роста акционерной стоимости ведущих промышленных компаний. Количество и качество новых технологий, продуктов, услуг и организационных инноваций, которые будут востребованы благодаря данному вызову, представляется колоссальным. “Бизнес на экологии”, катализирующий быстрый переход к низкоуглеродоемкой экономике, несет в себе огромный потенциал, способный открыть следующую главу в мировом технологическом развитии и привести к третьей индустриальной революции — “зеленой”».

Что же касается предполагаемых масштабов зарождающегося «зеленого бизнеса», то, по оценке известного британского экономиста Николаса Стерна, уже к 2050 году ежегодный объем рынка технологий и систем, позволяющих снизить углеродоемкость производства энергии, превысит 500 млрд долларов. Но пока этот «зеленый рынок» лишь формируется, и у наиболее дальновидных российских компаний еще есть шанс зарезервировать на нем свои позиции.

В интервью г-н Дерипаска рассказал, в чем, по его мнению, заключается важность текущего экологического момента.

 
Олег Дерипаска

— Олег Владимирович, вы получили естественнонаучное образование на физфаке МГУ. С вашей точки зрения, насколько научно обоснована экологическая идеология, которую сегодня начинает разделять большинство мировой элиты?

— За этой экологической парадигмой стоят вполне респектабельные научные исследования. Но вот что еще важно: мир сейчас сдвинулся, на смену нескольким технологическим революциям пришла революция организационная и, если хотите, мировоззренческая. Критические изменения идут в организации процессов производства, в бизнес-процессах. Раньше в мировой экономике превалировала парадигма less cost (минимизация издержек). Сейчас ей на смену пришла другая — no waste (никаких отходов, еще ее называют «идеология нулевых отходов»). Это только кажется игрой слов, на самом деле возьмите практически любой традиционный производственный процесс: даже при большой глубине переработки вы получаете существенное количество отходов, причем отходов зачастую вредных. Из общих соображений понятно, что, чем больше отходов, тем меньше полезного продукта, так что экономическая логика здесь тоже прослеживается.

— Есть ли, по вашему мнению, сколько-нибудь заметная корреляция между уровнем экологической активности крупных компаний и их рыночными показателями (прежде всего уровнем рыночной капитализации)?

— Да, корреляция существует. Еще в 1995 году американский экономист Майкл Портер выявил, что экологически безответственное поведение является признаком операционной неэффективности предприятия и в итоге ведет к снижению его конкурентоспособности. С тех пор опубликовано большое количество исследований о возможном влиянии экологической активности компании на ее финансовые показатели, в которых между данными параметрами была установлена позитивная корреляция.

Так, компании с эффективной системой экологического менеджмента, как правило, добиваются значительного улучшения операционных результатов. За счет внедрения новых технологий они имеют возможность рационально использовать имеющиеся ресурсы и энергию. Более того, превентивные экологические мероприятия обходятся намного дешевле затрат по ликвидации последствий негативного воздействия на окружающую среду: по данным Всемирного банка, затраты по устранению негативных воздействий на окружающую среду в 30–35 раз выше затрат на превентивные экологические мероприятия.

Важно и то, что наряду с улучшением финансовых результатов экологическая активность положительно сказывается на общей репутации компании, является отражением степени ее инновационности и качества менеджмента. И хотя эти показатели не имеют прямого материального выражения, они также оказывают значительное влияние на рыночную капитализацию.

Наконец, не следует забывать о том, что кроме прямых доходов важнейшую роль в стратегии любых серьезных компаний играют вопросы обеспечения долгосрочной стабильности бизнеса. И если в какой-то момент у компании возникают проблемы, которые ставят эту стабильность под сомнение, ее руководители просто обязаны быстро реагировать на них и находить эффективные механизмы исправления ситуации. Экологический прессинг — это как раз одна из таких проблем, с которыми столкнулись многие западные промышленные компании во второй половине прошлого века. Вспомните, например, какие трудности возникли в конце пятидесятых годов у того же «Дюпона», и посмотрите, как сильно он с тех пор изменился. Схожая эволюция происходит и с ведущими нефтяными компаниями Запада.

— Понятно, что в развитых странах Запада подчеркнутое внимание крупных (да и не только крупных) корпораций к экологической проблематике уже давно стало своеобразным признаком хорошего тона. Однако в современной России большинство промышленных компаний пока не может похвастаться наличием более или менее внятных экологических бюджетов. Немногим лучше обстоит дело и с государственной политикой в этой сфере…

— Экологические вопросы в силу объективных причин до последнего времени не являлись приоритетными в России, о чем говорят размеры ассигнований на охрану окружающей среды, составившие в 2007 году всего 0,15 процента расходов бюджета, или около 0,3 миллиарда долларов США. Для сравнения: в США в 2008 году планируется выделить около 5 миллиардов долларов только на программы развития научных исследований в области изменения климата и соответствующих технологий.

Платежи в области охраны окружающей среды в настоящее время имеют исключительно фискальный характер. Между тем применение мер налогового стимулирования может дать заметный эффект для повышения энергоэффективности предприятий и увеличения инвестиций в альтернативную энергетику. К примеру, в США действует вычет по налогу на прибыль для компаний, использующих энергию возобновляемых источников, из расчета 2 цента на каждый киловатт произведенной энергии.

Однако я не считаю, что у нас по части экологии все совсем плохо. Более того, тот факт, что мы сейчас находимся как бы в «точке низкого старта», предоставляет нам дополнительные возможности быстрее многих других стран привести экологию в порядок. Именно упор на экологию может стать одним из наиболее сильных стимулов для масштабной технологической перестройки российской экономики. Причем дополнительным подспорьем служит еще и то, что у нас между государством и экономическими субъектами сложилось понимание в вопросах экологии. Но вот попробуйте, скажем, сегодня ту же атомную энергетику двинуть в США или в Германии. У них где начнете, там и встанете как вкопанные, по уши увязнете в бесконечных дебатах…

Олег Дерипаска: Именно упор на экологию может стать одним из наиболее сильных стимулов для масштабной технологической перестройки российской экономики

— И все-таки за счет каких именно механизмов воздействия на российское бизнес-сообщество и общество в целом можно ускорить наступление этой «экологической революции» в нашей стране?

— Главная наша проблема как всегда коренится в мозгах. До тех пор пока все люди, непосредственно работающие на экологически опасных производствах, сами не почувствуют себя ответственными за то, что они делают, не начнут задумываться о том, как максимально снизить вредное кумулятивное воздействие на окружающую среду и так далее, рассчитывать на заметный эффект от всех благих экологических начинаний как на государственном, так и на корпоративном уровне, не стоит.

Выработка у наших людей экологически ответственного поведения — вот задача. И основная роль здесь должна быть отведена экологической пропаганде. Распространение экологической информации среди населения, экологическая реклама позволят преодолеть существующие поведенческие стереотипы. При этом экологическая грамотность должна стать частью общероссийского образовательного стандарта. Но решение экологических проблем должно быть задачей не только госуправления, но и вопросом изменения мотиваций промышленного персонала на конкретных предприятиях. Именно активная позиция бизнеса должна побуждать рядовых работников исполнять экологические требования, в этот процесс должны вносить свой вклад все, а не только какие-нибудь «добрые дяди» из Greenpeace или WWF, которые, к слову, так любят приезжать на наши предприятия и учить, что и как нам следует делать.

Приведу один пример подобной активности наших профессиональных экологов. Приехала как-то на одно из предприятий «Русала» в Сибири мобильная группа гринписовцев, нашла какого-то шустрого парня, он залез на заводскую трубу (ее высота была метров, наверное, тридцать), приковал себя к ней наручниками и развернул там протестный плакат.

«Зеленая видеобригада» оперативно поснимала то, что им требовалось, и практически сразу оттуда уехала. Парня же на трубе забыли. Случилась незадача: он умудрился выронить на землю ключ от наручников. Этот «альпинист» начал кричать, звать на помощь, но дело было в субботу, к тому же стоял ноябрь, сами понимаете, в Сибири в это время уже далеко не жарко. В общем, когда его наконец через шесть часов оттуда сняли (наручники пришлось срезать), он уже ничего не кричал, хотя, слава богу, обошлось без летального исхода. Собственно говоря, я рассказал эту историю лишь для того, чтобы еще раз подчеркнуть: экологические проблемы нужно стремиться решать сообща, в комплексе, без всей этой «зеленой партизанщины», экологического экстремизма, попыток кого-то запугать или проучить.

— В нашей беседе вы упомянули атомную энергетику. Судя по всему, сегодня это одна из ваших любимых тем: на недавнем Петербургском международном экономическом форуме вы назвали развитие атомной энергетики «единственным практическим решением» диверсификации энергоносителей и экологических проблем. Кроме того, по вашей инициативе тема развития мировой ядерной энергетики была включена в текст документа CEO Climate Policy Recommendations to G8 Leaders, передаваемого главам «большой восьмерки». Почему вы делаете такой упор на нее и насколько, по-вашему, в настоящее время сбалансированы эффективность, экологичность и безопасность АЭС?

— Давайте обратимся к истории. Так называемый золотой век атомной энергетики пришелся на семидесятые, когда нефтяной кризис в 1973 году подтолкнул мир к необходимости обеспечения энергетической безопасности за счет диверсификации источников энергии. В нынешней ситуации благодаря очень высоким ценам на нефть и глобальному потеплению атомная энергетика после практически двадцатилетнего периода застоя (со времен аварий в США на станции Three Mile Island в 1979 году и Чернобыльской аварии 1986 года) переживает очередной ренессанс. На фоне роста цен на углеводородные виды топлива и неизбежного формирования глобальной системы обязательств по снижению выбросов атомная энергетика сегодня становится уникальной масштабной технологической альтернативой углеводородной энергетике.

Мир не готов отказаться от накопленных к текущему моменту благ и бороться с глобальным потеплением в ущерб экономическому росту. А ядерная энергетика, как одна из самых экологически чистых, способна играть ведущую роль и со временем частично заменить традиционные неэкологичные виды генерации, заняв к 2050 году 35–50 процентов от общего объема генерации. Выбросы парниковых газов при эксплуатации АЭС практически отсутствуют, атомная генерация отличается более выгодными технико-экономическими характеристиками. С учетом имеющихся запасов урана, разрабатываемых новых технологий и возможностей повторного использования топлива для АЭС топливных ограничений для атомной энергетики почти нет. Обратите также внимание на то, что цена уранового топлива составляет всего 5–10 процентов от суммы операционных затрат в расчете на один энергоблок, в то время как для угольных и газовых станций расходы на топливо достигают 75 процентов операционных затрат.

Когда мы говорим о промышленных масштабах генерации, то атомной энергетике сложно подобрать альтернативу, исходя из соображений баланса между экологичностью и эффективностью, за исключением, пожалуй, гидрогенерации. Поэтому развитие атомной генерации должно быть перспективным направлением создания энергетической инфраструктуры новых промышленных районов. АЭС предъявляют сравнительно меньшие требования к наличию транспортной инфраструктуры и связаны со значительно меньшими затратами на транспортировку топлива, чем станции, работающие на угле и газе. Причем особенно перспективным, на мой взгляд, является развитие технологии производства малых и средних реакторов с установленной мощностью до 100–600 мегаватт. Это оптимальное решение для регионов с неразвитыми системами передачи и распределения электроэнергии, труднодоступных регионов или регионов с невысоким энергопотреблением. Сегодня все мировые игроки в атомной отрасли имеют в запасе разработки малых и средних реакторов, претендующие на статус технологий нового поколения. Ведутся международные проекты по новым разработкам, такие как GNEP и INPRO. При этом все понимают, что тот, кто первым решится выйти на мировой рынок с конкурентоспособным решением в малой атомной энергетике нового поколения, станет заслуженным лидером и снимет все сливки. Вопрос в правильном соотношении технологических и рыночных рисков и возможностей. Например, активное внедрение малых модульных СВБР (свинцово-висмутовых быстрых реакторов. — «Эксперт»), работающих в замкнутом ядерном цикле в режиме топливного самообеспечения, позволит значительно сэкономить на сырье и получить дополнительные выгоды. Это одна из наиболее безопасных технологий, которая может применяться даже в городских условиях. На базе таких реакторов, скажем, можно создавать установки по опреснению воды и атомные ТЭЦ.

— Помимо ядерной энергетики на что еще сегодня обращает внимание руководство «Базового элемента» и компаний, входящих в его инвестиционный портфель?

— Если мы говорим о промышленной генерации электроэнергии, то, как я уже отметил, сегодня один из наиболее экологически чистых источников — гидроэнергетика. Она не создает выбросов в атмосферу и является возобновляемым источником энергии. И для меня принципиально важно, что более 80 процентов электроэнергии, необходимой для работы предприятий ОК «Русал» в России, мы получаем именно за счет использования гидроресурсов. При этом гидроэнергетика у нас в стране имеет огромный потенциал для развития — по имеющимся оценкам, сегодня используется лишь пятая часть гидроэнергетических возможностей России. В Европе, США, Китае этот показатель гораздо выше.

Мы по-прежнему будем активно участвовать в развитии российской гидроэнергетики. Из крупных проектов сейчас мы строим Богучанскую ГЭС совместно с «РусГидро». Помимо этого мы изучаем возможности участия в других проектах строительства гидростанций. Но, безусловно, в сфере возобновляемой и экологически чистой генерации нас интересует не только гидроэнергетика — мы также присматриваемся к проектам в области ветряной и солнечной генерации.

— На протяжении довольно длительного времени в различных СМИ активно обсуждается тема подведомственного вашему холдингу Байкальского ЦБК, точнее, крупных экологических претензий, предъявляемых к нему Росприроднадзором. Есть ли какие-то подвижки в этом вопросе?

— Байкальский ЦБК перейдет на замкнутый цикл водопользования 15 сентября 2008 года. И это полностью решит экологическую проблему стоков в Байкал. Если же говорить об экологической стратегии нашего холдинга в целом, то мы постоянно инвестируем в модернизацию активов, добиваясь снижения выбросов и повышения энергоэффективности. К примеру, до 2013 года на экологические программы ОК «Русал» выделит более 1,4 миллиарда долларов. К 2015 году ОК «Русал» планирует добиться общего снижения количества прямых выбросов парниковых газов существующими алюминиевыми заводами на 50 процентов, а в долгосрочной перспективе полностью устранить выбросы углерода на протяжении всего цикла производства алюминия и продукции из него.

— В заключение хотелось бы еще задать вам вопрос, так сказать, околонаучного порядка. Наличие среднесрочного тренда глобального потепления сегодня признается почти всеми учеными. Однако спорным был и остается до сих пор вопрос о том, какова истинная роль в этом процессе антропогенного фактора. Вы действительно верите, что борьба с парниковыми газами должна быть основой новой климатической политики или все-таки это скорее неизбежная дань текущей политэкономической конъюнктуре?

— Конечно, было бы неверно сводить все экологические проблемы только к негативному влиянию парниковых газов, которые образуются в результате деятельности человека. Более того, честно признаюсь, что я далеко не уверен в том, что именно антропогенный фактор — корень всех климатических бед. Есть у меня сомнения и относительного того, что глобальное потепление неизбежно должно привести к тем катастрофическим последствиям (массовым засухам, вынужденному переселению сотен миллионов людей и так далее), которыми так любят сегодня пугать общественность разнообразные «зеленые» климатологи. Пока все эти алармистские прогнозы по большей части базируются на очень упрощенном статистическом анализе и их точность вызывает большие вопросы.

Мне очень импонирует стойкая позиция ученых из нашей Академии наук, которые, в отличие от подавляющего большинства их западных коллег, уже фактически сдавшихся сегодня под мощным экологическим напором и легших на лопатки, до сих пор критически относятся ко всем этим оценкам и выкладкам.

Однако проблема с выбросами парниковых газов — это лишь одна сторона «большого климатического вопроса». Международные соглашения по ограничению промышленных выбросов, которые впервые были в таком масштабе реализованы в рамках Киотского протокола, — это попытка частичного решения только одного аспекта большой экологической задачи. И, как показала практика, попытка, похоже, не слишком удачная.
Наибольшую практическую пользу, с нашей точки зрения, принесло бы заключение всеобъемлющего многостороннего соглашения о снижении выбросов парниковых газов, которое охватывало бы все промышленные сектора и устанавливало для них одинаковые условия. Параллельно каждый сектор промышленности на национальном уровне исходя в том числе из экономической целесообразности должен установить добровольные ориентиры — это очень действенный механизм. Такой подход позволит решить глобальные проблемы взвешенно и действительно достичь поставленных целей за счет, в частности, экономического стимулирования экологических инициатив.

Сейчас же в рамках ООН обсуждаются и другие инициативы, которые мне представляются не самыми удачными. Например, речь идет о введении обязательных ограничений отдельно для каждой из отраслей, в том числе алюминиевой промышленности. Неравные ограничения для разных секторов из разных стран негативно повлияют на конкуренцию, инвестиции, торговлю и ситуацию в сфере трудовых ресурсов. Возникнет экономическое неравенство между секторами, которые производят конкурирующую продукцию. В итоге рано или поздно механизм придется пересматривать, поскольку он не приведет к ожидаемым результатам.

«Эксперт»